22 июня — 73-я годовщина истока Большой Отечественной борьбы. С каждым годом всё не в такой мере остаётся стихотворцев – очевидцев тех смелых лет. Тем главнее держать в голове о их. «ЛГ» заранее суровой а также незабываемой даты предоставляет словечко москвичу Борису Дубровину * * * Шла просека песком а также щебнем Через колючки а также тамариск… Путь мой странноватый – Старенькый учебник. Свобода. Настойчивость. Риск. Никак не повелела поменять личины, Облучила Надоевшей болью невзгод – Жизнь Меня тому обучила, Что в учебники Никак не войдёт. Камешки Бреста Незажившая ранка Погибших героев – Обожжённой стенки полоска В длинноватых молниях шрамов Очами пробоин Поколениям глядят в ока. Над моим изголовьем Темнеют ночами Через места а также медли дым Обагрённые кровью А также пламенем камешки, Одарённые духом живым. Прочность Он почивал мало, Когда сознанье утрачивал, Лез самой короткой ценный Через бесконечный шквал. То медлительно, то рывками, То замирая в камнях, С раздробленными ногами – Подтягиваясь на локтях. А также, чтоб пулемётчик мёртвый Никак не был этак одинок, Возле пулемёта Вблизи с убитым лёг, Ощутил взора цепкость А также преданный склон ствола… Вот откуда Брестская прочность Прочность свою брала. * * * Не забываю, в горы врубались На тропке витой, Ослеплённые брызгами льда… Тяжеловато в первый раз Досталось мне то, Что давалось позже Без усилий. А также я сообразил, Что мужество, Причина а также честь – Всё, что званье бойца правдаёт, Наступает Коротким а также собранным: – Имеется! А заканчивается – Грудью на дот! Атланты Когда гора ссутулилась утомилось Перед проливною тяжестью дождика, Казалось, мы поддерживали горы, Один за другим сообразно горным тропам проходя. Этак пасмурно в нависнувшем углубление, В каком месте луч скользнул сообразно кремню а также зачах… А также мы несём никак не влажные шинели, А каменные глыбы на плечах. Трофейный патефон Мы как будто всё поняли, Мы знаем на память Надтреснутой пластинки Заигранную печаль: На смертном празднование У мёртвого леска Шляхетское развлеченье, Шляхетская уныние. Мазурка то затонет, То всхлипнет а также всплывёт. В трофейном патефоне Заканчивается завод. А также опять мазурки шорох, А также опять она пьянит, А также шпорою о шпору Серебряно звенит. А также пред взводом российских, Снежком запорошён, Скучает с польской тоскою Германский патефон. Про то, что метель станет, Что никак не видеть ни зги, Про то, что все мы люди А также всё-таки – неприятели. Мотылек Господствует приспособление в развалинах, А также на нём (Иль показалось мне) Балериной В пачке накрахмаленной Мотылек порхает на броне. Как будто узкой кистью нарисованный, Очертание обозначился едва: На громаде Чёрной Бронированной Крыльев обречённых Узоры. Внезапно снарядный ящик разрывается, Погибает всё… Ни грома, ни огня. В рыхловатый дым, Как в землю, зарывается Конченая рваная панцирь. А также в небесном опустелом зеркале Ни земли, Ни городка, Ни вод… Лишь Над бронёю исковерканной Мотылек Вечная Плывёт. Четвёртая жизнь Кровь мою, Что сияла на стали, Кровь мою, Что стучала в виски, Санитарами Ливни Смывали, Засыпали Снега а также пески. А также в поединку Штыковой круговерти, В каком месте мгновеньем Судьбина решена, Я очами сталкивался Со гибелью, А также ока отводила Она. А также, маленькими в самом непродолжительном времени Никак не сытный, Волю пытаясь, Как тетиву, Дважды пораненный, Трижды угробленный, Я Четвёртою жизнью Существую. Рыдание То чуть далее, то теснее Ночкой, буквально спросонок, Нежданно слышу: Где-то рыдает ребёнок. От подножия сопки По казармы открытой Нестихающий трусливый Рыдание души позабытой. Мне избавить её нужно, Чтобы пламенея никак не стало. Только объясняют бойцы: «Это воют шакалы». Угомониться позволительно Тут, в песках погребённым… Ну а быть может, всё же Где-то рыдает ребёнок?.. * * * Александру Прорвичу Запомнилось: В санбате по ковша Никак не дотянусь – Отвергало тело. А также, на свиданье с вечностью торопясь, Чуть засыпал – Хитрая единица Внезапно в самоволку выскользнуть желала. Травмированный над Вислой на борьбе, Додумываться начал я в смятенье: Ещё имеется что-то сокровенное во мне, Что телу а также душе один на один Надоумить может тягу к единенью. Ведь назло а также робости, а также ереси, В каком месте рубежи, в каком месте мужества пределы, В каком месте плыли Каракумов миражи, Бессчётно раз на подмогу души Кидалось обессиленное тело. А что если тело задумывало злобно, Ожесточённое тупою силой, А также ежели тело в темноту смердело, Единица его Этак лаского а также ясно На путь любви а также истины заключала. Весть о перевесе Никак не веруя, что дожили, Удивительно безмолвствуем… Взъерошило ветром Пожарища дым, Иль это сирень – Сообразно разбитым оградам?.. А также каска подогретая, А также робот Теснее ни к чему?.. Ну а всё же – боец – Я в каске На бруствер встаю С автоматом. В каком месте – дым? В каком месте – сирень? В каком месте – распутанный бинт? День тёплый… А также – солнце… А что-то знобит, Только лихорадит, А также, чувствую, хнычу… Для чего-то вошёл Перед сарая навес, А также диск отомкнул, А также прикинул на авторитет: Войне-то – конец, Ну, а диск лишь начат. Отчизна – сначала Я учусь у себя самого – У такого, кто юнцом желторотым Приоткрыл заводские ворота. А также пошёл добровольцем в пехоту, Оттого что Отчизна – сначала. Я учусь у себя – у такого, Кто много протопал бойцом, Кто работал штыком а также прикладом, А также от пули прикрыл лейтенанта, А также перед пулями вынес его. Я учусь ратифицировать вещество Чувств, которые битвой никак не стёрты, Чтоб сливалась бы с мягкостью твёрдость, Как сливалась со мной гимнастёрка, – Я учусь у себя самого.
Теги: Борис Дубровин , пиит
