Теснее через две недельки, вырвав листы из вахтенного журнальчика, исписанные размашистым почерком, травмированный человеческой неправдой а также Божьим промыслом солдатик читал их на том же литкружке. Женщины заохали-заахали, редактор Григорий Пепеляев принял заключение издавать рассказ в «Чусовском рабочем», а Толстиков дал рассказ машинистке, попросив растопырить знаки препинания.
«Гражданского человека» печатали в «Чусовском рабочем» с продолжением. А также внезапно пресекли где-то на полдороге. Крамола! Горкомовским функционерам никак не понравилось, что юный создатель посмел «наших русских дам именовать бабушками. Делаются кроме всего прочего нечистые намёки на их неразборчивую похотливость». Только на дворе ещё стояли эпохи, когда писательское словечко работало. Посыпались письма взволнованных читателей, требующих продолжения рассказа.
Заглавие – как семафор для вчерашнего железнодорожника. В нём – грядущая поступь а также задор: гражданственность никак не в отвратительном, а в высочайшем осмысливании этого слова, – вот оно что стало стержневым для писателя Астафьева. А он а также творил произведения-поступки – ясную ли «Царь-рыбу», в каком месте воспевал а также защищал богоданность природы, «тёмную» ли «Людочку», героиня которой кончает жизнь в петле, «Ловлю пескарей в Грузии», видится, опустошившую в создателя газыри только Кавказского хребта, рисковую ли переписку с Натаном Эйдельманом а также, в конце концов, «Прокляты а также убиты» – роман, ставший типа операцией сообразно пересадке хрусталика у замыленно-патетических взоров на Большую Русскую войну. Мыслю, что бурлящий астафьевский ум был сразу а также возмущённым, а также восхищённым. С одной стороны, аввакумство, проповедь, а с иной – щемяще-нежнейшая, милая исповедь. Не забываю, как в 1991-м, когда я гостил в Овсянке а также мы сидели-беседовали с Виктором Петровичем на кухне а также стиль зашла о Ельцине, мой диктофон сберег слиток звуков, посрамляющий вероятные свойства этого персонажа:
– Ну и этот!.. – внезапно воскрикнул Астафьев. Далее следовал тяжёлый шлепок звонкого плевка в раковину железного рукомойника. После этого беллетрист отправился на огород а также длинно поливал из лейки цветочки, которые как будто перебежали из его ранешней материковой прозы.
