Хочу, чтоб каждый свой исток единица моя благословила.
Вл. Леонович
Прошлое ребяческих лет: «В большой древний терем на Пастуховской улице съехались все семеро деток а также напевают Некрасова, напевают волжские песни и другие ещё, что певала бабуля — слыханные ею от народников в юности в Кологриве…»
В том самом дальнем-предальнем костромском городе, в каком месте а также сам пиит отмечает в эти дни своё 80-летие! Только продолжу цитату из его статьи: «А я притаился на печи, мне постыдно, что текут почему-то для чего а также какие слёзы…»
Никак не испытанное ли тогда было одной из обстоятельств выбора профессии, улыбчиво восславленной позднее в стихах: «Да здравствует худая шкура сельских учителей», когда ничто из проблем никак не утаено («Помеси чернозёмное тесто… а также набитого насмерть автобуса погоди… Четыре запущенных класса меня измотали к весне»), только всё освещено готовностью завоёванной ребячьей любви:
А был ли ты счастлив? Вполне –
В селе Вознесенье-Николе
В моей костромской стороне.
А также готовностью приобщения к ежедневной жизни «низкорослого, северного лесного края», кой владеешь преимущество именовать собственным не столько поэтому, что вслед за тем родился, только поэтому, что чувствуещь себя нескончаемым «учеником тех полей, тех лесов», что тебе «труд мужичий… с руки» – можешь печь уложить а также «с плотницкой смекалкой» терем определить, упорно противостоя запустенью, разору а также бедности, о каких произнесено опять-таки без утайки: «Семь домов, десяток душ, четыре скотинёнки. Лён-заводик распался а также издавна затих»), только с верой в предстоящее: «Ты жива, моя отчизна. Ты жива. Затаилась… Ничто, ничего».
Неслучайно в стихах стихотворца наиболее горьковатые, увы, повсеместные картины:
Никола (церковь. – А.Т.) с переломанным хребтом,
с обрушенными рёбрами стропил
как мёртвый кашалот темнеет за окном.
Отрепья крыши дождик окропил, –
соседствуют с форменным дифирамбом «бедной» близкий природе:
Древесный – осиновый – нордовый – это никак не краска, только свет: он целителен.
Он суждение молвы опроверг о серости цвета.
Перед ним а также гранат бы померк.
Когда я его обрисую – то-то буду пиит!
(Оценим а также озорное: «из лесной колеи пригублю золотого аи»!) При всем этом принципиально увидеть, что Леонович никак никак не глух а также никак не слеп к другим, «чужим» звукам а также краскам. В стихах, посвящённых большому грузинскому лирику Галактиону Табидзе, произнесено:
