Беляев, как постоянно, многое недоговорил. Он никак не произнес про то, что администрация фактически всех создателей альманаха «Метрополь» попробовала навечно отлучить от современного литпроцесса. Цензура сходу во всех издательствах перекрыла кислород Инне Лиснянской, Петру Кожевникову, Виктору Ерофееву а также Евгению Попову.
Относительно Вознесенского, тот заблаговременно подстраховался. Он ведь в «Метрополь» дал никак не новейшие вирши, а те, которые по этого прошли цензуру а также были напечатаны в журнальчике «Дружба народов». Логично, что пиит избавлялся только только лёгким испугом. Основной редактор «Комсомольской правды» Валерий Ганичев безотлагательно самолётом выслал его подальше от Москвы, сходу на Нордовый полюс приветствовать соучастников следующий полярной экспедиции. Только навряд ли Ганичев взялся охранять звёздного создателя от вероятных проблем сообразно своей воле. Говорили, как будто идею неотложного вылета подсказала супруга стихотворца – Зоя Богуславская, которую в прежнее время в литературных кругах принимали как сероватого кардинала, умевшую защищать либералов пред партийными а также охранительными структурами. Прогуливалась версия, якобы некто из секретарей ЦК КПСС посчитал данную идею самым наилучшим выходом из той скользкой ситуации.
Этак это либо никак не этак, только в день, когда в Объединении писателей собирались уладить судилище над организаторами а также создателями «Метрополя», вышла «Комсомолка» с целой полосой патриотических стихов Вознесенского. Это возмутило теснее Василия Аксёнова. В отместку он позднее вывел стихотворца в карикатурном облике в повести «Скажи изюм». Аксёнов воспринял полярную эпопею собственного коллеги как изображение конформизма а также отклонение от заявленных в «Метрополе» эталонов.
В конце нулевых годов Вознесенский практически растерял глас. Однако он никак не сдавался. Татьяна Кучкина упоминала: «Он захотел сам на людях спрыснуть собственный 75-летний годовщина. Он захотел сам прочитать свои вирши. Храбрый большой пиит. Поддерживаемый теми же юными людьми, он приблизил микрофон ко рту а также начал. В мёртвой тиши по зала доносились только отдельные сиплые звуки. Это было душераздирающее представление а также слушалище. Как как будто никак не жизнь, а катастрофический театр либо синематограф. У человека отняли аппарат солиста – глас. Его вокальный дар оставался с ним по крайнего срока:
