Опосля той школьной катастрофы – самоубийства старшеклассника – я а также мои друзья заного стали объяснять происходящее. Когда мой друг Дорин Жомиру нашёл в доме собственной бабули давнее издание сказок Иона Крянгэ, природно на румынском языке, он засыпал учительницу неловкими вопросцами: «Почему мы строчим кириллицей, когда Крянгэ писал латиницей? Отчего мы говорим бессарабский язык, тогда как это румынский язык?» Преподавательница оказалась в трудном расположении а также, размышляя, что ответствовать, всё время оглядывалась на дверь. Если б я поведала данную историю собственным нескончаемым литературным спутникам, писателям, основавшим в 1867 журнальчик Convorbiri literare («Литературные беседы») а также положившим базу современной румынской литературе, размышляю, они, выдержав некую паузу, звучно рассмеялись бы. Но нам, поколению, бродившему сообразно коридорам политического ада 1970–1980 годов, было далековато никак не по хохота. Уроки летописи, географии, молдавского языка а также литературы опять а также опять принуждали нас думать про то, что «концы с концами никак не сходятся». Численность противоречий непрерывно росло, а также вот теснее мы находили истину в российской, французской, германской литературах. Позднее, в библиотеке им. Н.К. Крупской, в читальном зале я открыла землю иной запретной планеты, которая была нашей отчизной, – румынскую литературу.
Я непрерывно говорю о книжках, так как то, что мы лицезрели сообразно телеку, в школе, в магазинах а также в библиотеке, казалось мне совершенно неописуемым. Прав был Иосиф Бродский, когда говорил, что «книги стали первой а также единственной реальностью, непосредственно сама действительность представлялась бардаком либо абракадаброй». Пред предисловием в жизнь нас приучили полагать себя неудачниками. А также мы были ими. Но наш проигрыш был никак не лишён манеры. Мы желали основывать свою судьбу на красивых развалинах. Наше захолустье было никак не формой героизма, а продолжением уныния.
