Кто бы в июле 1941 года мог отгадать в узкоплечем ополченце-очкарике, ещё во всём гражданском, либо даже позднее, осенью, теснее в недлинной шинели а также обмотках (сущем солдатском наказании!) грядущего шпиона, с лихвой оправдавшего произнесенное им в те горьковатые дни: «Я буду биться во целый рост!» Юному стихотворцу Эммануилу Казакевичу во-первых довелось обмануть докторов (явный был белобилетник!), а потом «дезертировать» на фронт из бригадной многотиражки (благодаря чему случаю даже «дело» завели). Главного «языка» он брал ещё в 40 главном. Позднее возглавлял разведку поначалу роты, позже дивизии, а опосля тяжёлого другого ранения, удрав из омского госпиталя, попал в разведотдел армии, норовя а также оттуда выкарабкаться на передовую, в каком месте единожды в рискованнейшей роли рейхсратёра уверил сдаться цельный германский отряд. Слова Казакевича об одном из персонажей его первой повести «Звезда»: «Разведка осталась его слабостью навсегда» — именно это о себе самом! Как бойцы говорили о сложенном им гимне 176-й стрелковой Ельнинской дивизии – «наша песня о нас, о наших поединках а также походах», – этак признательно спрашивали а также друзей («и Катю, а также Мамочкина, а также Травкина»), а также себя самих в богатырях повести, прозвучавшей сразу а также поэтическим гимном, а также горестным реквиемом: «Неотступно друг за дружкой идут они сообразно обочине пути, готовые в хоть какое миг скрыться, раствориться в молчаньи лесов, в неровностях земли, в сияющих тенях сумерек» («И растаяли вдалеке. А также – навеки», – вспоминаются слова не так давно ушедшего стихотворца). Более драматична а также мозаика разведки битвой в наиболее поздней повести «Сердце друга», в каком месте воссозданы происшествия осенних ибоёв 1943 года за деревню Боброво, около Орши, сообразно воззрению свидетелей а также самого создателя, во немало раз наиболее тяжёлых, чем даже за Варшаву а также Берлин. «Две малеханьких лодочки пустил я в море, – писал Эммануил Генрихович, после того как возникла новая повесть «Двое в степи», имевшая, в сравнение от «Звезды», совсем нелёгкую судьбу (позже рецензенте подвергнется а также «Сердце друга»). – …Ужасно а также приятно торчать этак на раскрытом ветру». «Флотилия» пополнялась а также романами («Весна на Одере», «Дом на площади»), а также рассказами, а также повестью «Синяя тетрадь» о событиях 17-го года. Только Казакевичу только этого было не достаточно. С присущим ему, сообразно выражению 1-го мемуариста, диковинным художеством соединять людей (ещё по борьбы был начальником театра а также даже председателем колхоза) беллетрист в годы нестойкой «оттепели» стал едва ли никак не основным заводилой в группе коллег, грезивших о разработке автономного независящего издания (посреди их были М. Алигер, В. Каверин, К. Паустовский, В. Тендряков а также др.). Они задумали а также организовали альманах «Литературная Москва». Это опять была рекогносцировка – рекогносцировка битвой, щупанье способностей справиться, говоря боевым языком, углубленно эшелонированную защиту соперника – различных инстанций, запретов, идеологических догм. Как говаривал злобный на язык Эммануил Генрихович: на фронте, ежели кланяться опосля всякого выстрела (сейчас – «указания»), в конце концов разрешено перевоплотиться в мортышку! Опубликованные в «Литературной Москве» творенья – в индивидуальности рассказ А. Яшина «Рычаги», головы из книжки Твардовского «За далью – даль», циклы стихов М. Цветаевой а также Н. Заболоцкого, статьи А. Куща а также М. Щеглова – вызвали великой публичный отклик а также жесточайшие порицанья официозной партийной оценки. Опосля другого выпуска альманах был прикрыт. Казакевич очень сильно (опять – во целый рост!) сражался за своё изделие, а также эта деяния, вероятно, а также послужила предпосылкой его тяжелейшей заболевания. Он тяжело, страдальчески погибал. А также одной из его крайних хлопот а также тревог была судьбина солженицынского рассказа «Один день Ивана Денисовича», публикации которого в эти месяцы 1962 года сильно достигал ближний друг Эммануила Генриховича – Александр Твардовский. Нездоровой прослушивал новости с новоявленного «фронта», со слов дежуривших у его кровати, «взволнованно а также отрадно, как это может быть для помирающего человека, а также даже в очах его, полных боли а также мучения, возникало какое-то оживленность, искорка негаснущего энтузиазма к основному занятию его жизни». В вышедшем 20 лет спустя опосля погибели Казакевича сборнике воспоминаний еле упомянуто о роли, сыгранной им в разработке «Литературной Москвы». А ведь это был ещё один из его геройских поступков!
