Узнавать. Был теснее пир, а может – ночь. Огни фонарей а также рекламы вливались в окна его квартиры, буквально тянущиеся извне светящиеся щупальца спрута. Работал телек, на экране дрожала а также шипела механическая пустота.
Гаршин едва, в полутьме, встал – как оказалось, он уснул в одежде на диванчике. Было душненько, ломило спину, затылочек. Здорово недомогала, наливалась тяжестью башка. Влажная от пота рубаха липла к телу. Он с омерзеньем сорвал с себя рубаху, подошёл к телеку, выключил его. Шатало, хотелось кутить. Схоже, он вправду захворал. Щёки горят сухим жаром. Буквально, некий вирус. Замерить бы температуру… Однако градусника нигде никак не было.
В каком месте же он, чёрт! Возясь в темноте на полках, почему-либо никак не додумываясь подключить свет, Гаршин обронил что-то, видится, банку с маалоксом, а также скамейка, едва слышно стукнувшись о настил, раскрылась а также заляпала паркет сияющими в темноте белоснежными кляксами.
«Белые чернила…» – мелькнула мысль.
В конце концов, нащупав на книжной полке электронный термометр, он сунул его себе в уста. Тяжёлая, пламенная бессилие заливала всё его тело, как будто раскалённый свинец. Из улицы влезали, впивались в него гласа. Казалось, перед окнами дома собралась большая беснующаяся масса. Отчего на свете есть столько людей, задумывался он. Для чего их столько… Что они желают от меня?
Гаршин поглядел на указатель температуры: 41. Это, видится, смертельная температура? Недостает?
За окном рычали авто, лаяли собаки, что-то звучно говорили, орали люди. Пролезающие в щели дома звуки кусали, колотили, теребили его.
«Да, смертельная», – язвительно произнес некто ему в ухо вдруг же шутливо, совершенно по-идиотски подул в него.
