Тогда, опосля беседы с Кайдаловым, для меня вопросец отважился: был Васильев в Ташкенте либо недостает… И напрасно спорят некие литературоведы о его присутствии в Средней Азии. Ведь стихотворца встретили вслед за тем без помпы, никак не как других обласканных властью деятелей литературы. А также Е.А. Стэнман (Киссен) полностью могла слыхом не слыхать о приезде собственного одноклассника. В конце концов, в более совершенной книжке на данный момент: «Павел Васильев. Фантазирования. Письма» (Столица, Эллис Лак, 2000), в короткой биографической хронике чётко а также ясно произнесено: «1936, август-сентябрь. Делает огромную поездку сообразно стране – от Салехарда по Бухары, Ташкента а также Самарканда. Заезжает к родным в Омск».
А сейчас я снова возвращусь к Сергею Островому. Это был крайний пиит из живущих, кто недалеко общался а также приятельствовал с «зайсанским златоустом-самородком». Мне хотелось выспросить Острового о столичном окружении Павла Васильева, о его столичных приятелях, врагах. А внезапно всплывёт что-то новое?
В знаменитой мне мемуарной литературе о каких-то отношениях Острового с Васильевым никак не говорится ни слова. Ну и характеры 2-ух прежде юных стихотворцев были поразительно противоположными. Ежели Островой снаружи являл собой совершенное покой, почтенность, некую даже деревянность, то Васильев был открытым, иногда раздражительным, говоря словами любимого им Есенина, переполненным «половодьем чувств». Что их могло соединять? А ведь Васильев в 1936 г. предназначил собрату сообразно перу дальновидный «Акростих», опубликованный вторым изданием в 1968 г. в Великой серии «Библиотеки поэта»:
Ответь мне, отчего издавна
С тоской иртышской мы в расставании?
Ты наблюдаешь мутное окно,
