В режим дачного дня обязательно вступали интеллектуальные занятия, основным из каких считалось чтение. От сидения с книжкой я всякими способами отлынивала, но несмотря на все вышесказанное пристально прослушивала дедушку, знакомившего меня сообразно вечерам пред сном с Киплингом. Поначалу я повстречалась с Рикки-Тикки-Тави, а позже с Маугли а также полюбила их на всю жизнь.
Остальным мучением было усвоение французского. Элементарные слова никак не запоминались, вид существительных путался а также почему-либо изредка совпадал с русским. Ещё ужаснее обстояло мастерство с глаголами, в особенности с неверными. Они вызывали у меня кошмар а также столбняк, от каких выручали лишь слёзы. Их даже никак не доводилось выжимать, сами текли. Дед слёз никак не выносил а также сдавался, заканчивая урок тем, что у меня идеальнее всего выходило, – декламацией раньше выученных стишков. Были в моём репертуаре две сказки Лафонтена, которые я пронесла через всю жизнь. При каждом комфортном случае я с чувством артикулировала летописи непростых взаимоотношений меж черный а также лисицей, также меж стрекозой а также муравьём. Сходственно чеховскому персонажу из рассказа «Ионыч», я изнуряла эзоповскими поучениями гостей Старенького Арбата, соратников сообразно школе а также пионерскому лагерю а также, в конце концов, согруппников на уроках фонетики в инязе. Время от времени я начинала басню по-французски, а заканчивала по-российски в интерпретации дедушки Крылова. Я безгранично верила отечественному баснописцу, а он, как оказывается, меня дурачил длинные годы.
Совершенно не так давно, странствуя сообразно югу Франции, я набрела на красивый сувенирный магазинчик, в каком месте в изобилии продавались знаки Прованса: лаванда во всех видах, суть из соседнего Камарга а также тучи цикад – картонных, вышитых, фарфоровых, железных, перед бронзу, сребро либо золото, – одним словом, на хоть какой привкус. Чтобы вступить в разговор, я спросила привлекательную хозяйку сувениров, как тут именуют цикаду. «La cigale», – ответила она. «То имеется как?» – опешила я с ноткой возмущения в гласе, так как всё ещё присутствовала в убеждении, что лафонтеновское La cigale et la fourmi – это непоседа а также муравей Ивана Андреевича. Как же тогда непоседа по-французски? Оказалось, libellule – либеллюль. Вот а также веруй после чего классику! Всё нужно испытывать. Чтобы держать в голове о трудностях перевода а также о своем промахе, я покупала всех трёх персонажей сказки, укрепив кроме того этим интернациональные связи меж нашими странами. Сейчас на моей летней шляпе живут муравей, непоседа а также цикада, образуя этакое m nage a trois, во вкусе лесбийского союза, оттого что en francais все они дамского рода, подключая муравья.
