Только эти 1-ые огорчения оказались пустяком в сопоставлении с тем, что ждало меня в Ленинграде. «ЧП» задумали определить в Александринке. В первый раз попав в золочёный зал, не достаточно различающийся от Огромного театра, я проверил чувство неловкости: «Неужели моя обычная деяния об украденном комсомольском знамени станет сыграна тут, посреди этой имперской роскоши? Никак не быть может…» Только меня урезонили: на этой сцене а также комбайны рожь косили, а также воины строем прогуливались, а также вредителей обезвреживали… Худрук Александринки именитый Игорь Олегович Горбачёв пригласил на постановку молоденькую режиссёрскую женщину, искрившую бешеными идеями, которые проистекают от никак не перебродившего в голове вузовского курса летописи театра. Приступить она решила со сцены штурма графского дома революционными матросами, желая в повести только коротко сообщалось, что райком вмещался в старинном коттедже. Только театр был духовный – а также средств никак не пожалели: революционные оравы кипели на многометровом заднике-экране. В данный момент этот «кино-театр» стал обыденным занятием, даже забавно: для чего живого документёра подменять проекцией? Только тогда – посреди 80-х… Прорыв!
Мне также довелось покорпеть: год я практически жил в «Красной стреле», переписывал сцены, переделывал диалоги, выдумывал репризы, млел на репетициях: режиссёрская женщина время от времени выпрыгивала в следствии пульта, перемахивала оркестровую яму а также демонстрировала документёрам, как следует играться тот либо другой момент. Они внимали её с нехорошо укрываемой драматичностью, этак усатые фронтовики прослушивают никак не бреющегося лейтенанта. Опытнейший драматург сходу бы додумался: спектакль обречён, во всяком случае с этой постановщицей. Только я был новичком а также ничто никак не подозревал, желая сидевший на репетициях Игорь Олегович Горбачёв охал, становясь всё угрюмей. Единожды, когда на сцене 2 документёра изображали воспитательский безладица главного секретаря со злодеем, он внезапно бесшумно меня спросил: «Юра, как вы мыслите, кто из их больше?» – «В каком значении?» – «Ну, в ком росту более?» «В нём!» – я указал на юного документёра. «А вот а также отсутствует. Он на 10 см ниже, а видится высочайшим, так как талантливей. Это театр…»
Ивот в Ленинграде расклеены афиши. Иду сообразно Невскому проспекту, становлюсь возле тумб а также читаю: «Юрий Поляков. ЧП районного масштаба. Премьера». Спешащие мимо бледнолицые северные красотки никак не подозревают, что имеют все шансы просто познакомиться с видным драматургом средних лет а также угодить на премьеру сообразно авторской контрамарке. Но премьера отменилась: из обкома КПСС поступило мировоззрение: «Не нужно!» На «Ленфильме» Сергей Снежкин именно начал совлекать одноимённое кино, а также управление решило: для колыбели революции 2-ух «ЧП» многовато. Тогда я, естественно, ощутил себя жертвой противников перестройки, засевших в Смольном, однако сейчас размышляю по другому: Горбачёв (никак не Миша Сергеевич, молчком сдававший страну, а Игорь Олегович) мог одним собственным знатным одним словом избавить постановку, однако никак не выручил. Отчего? Правда уж больно слабенький вышел спектакль. Взыскательное происхождение! Этак мне а также никак не пришлось вылезти на книксен пред многоярусным созерцателем Александринки.
Спросив об отмене премьеры «ЧП», я, естественно, закручинился, сожалея зря истраченное время. Вдруг в «Юности» вышла моя повесть «Апофегей», имевшая бурливый фуррор. Мне позвонил чарующий завлит Театра имени Маяковского с пушкинской фамилией Дубровский. Он сказал с сакральным придыханием:
