Фото: Светлана РАЗИНА Перед занавес ХХII музыкального фестиваля «Звёзды белоснежных ночей» Мариинский театр преподнёс петербургским созерцателям редкостный презент: в операх «Аида» Верди а также «Турандот» Пуччини основные партии исполнила одна из наилучших певиц современности Мария Гулегина, которую в мире именуют российской певицей с вердиевской музыкой в крови. Пригласив Марию для роли в 2-ух ярких обычных спектаклях, практически крайних из могикан, удивительной вещью сохранившихся в его осовремененном оперном репертуаре, Мариинский театр, вероятно, решил неким образом отгладить противный остаток, оставшийся у созерцателей от недавней премьеры «Войны а также мира» (тщательно о ней «ЛГ» писала в № 29). «Аиде» подфартило в особенности. Во-1-х, эта восхитительная режиссёрская служба Алексея Степанюка идёт в удивительной сценографии Петра Шильдкнехта (9 декабря 1892 (С.-Петербург) — 24 мая 1967 (Мадрид), возобновлённой Вячеславом Окуневым, он же художник сообразно костюмчикам. Тут а также реальный дворец фараона во всей роскоши а также красоте, а также удивительная натура – берег Нила с пальмами, серебрящейся перед луной водой, а также склеп, откуда ушла в бесконечность влюбленность Аиды а также Радамеса. Ранее было принято рукоплескать художнику, только крайние 2 десятилетия, взгромоздившие на оперные сцены нелепые фото, ящики а также щиты, отучили публику от этой прелестной традиции.
Во-2-х, дирижировал спектаклем Кристиан Кнапп (USA), сразивший наповал а также публику, а также соучастников спектакля тонкостью восприятия а также глубиной интерпретации музыки Верди. Когда звучала увертюра к главному деянию, наполненный по отказа зал исторического строения Мариинского театра застыл: тишь стояла таковая, казалось, что в этот момент в мире никак не есть ничто, не считая этой музыки – нежнейшей, чуть беспокойной а также льющейся, льющейся, льющейся из оркестровой ямы в зал, в души слушателей. Занавес ещё прикрыт, только Верди теснее ведёт собственный рассказ об эфиопской царевне-пленнице Аиде (Мария Гулегина), которая через пару минут покажется на сцене, чтобы остаться в сердцах публики совсем. Приблизительно посреди увертюры усилием духовых звук взлетает в небо, позже опять «возвращается» в разнеженность, только теснее звучнее, звучнее, звучнее – оркестр набирает звук, оповещая, что нам предстоит начинать очевидцами катастрофы.
