Фото: РИА «Анонсы» 90-летие недалёкого друга — ужасное мерило для личного возраста. А я не забываю а также 47-летнего Александра Петровича, казавшегося мне, совсем юному, стариком. «Жёлто-серого, полуседого а также всезнающего, как змея». В данный момент же мне практически на 20 лет более, чем ему было тогда. Однако, естественно, он прожил совершенно другую жизнь, имел большой, даже многознаменательный эксперимент, а также ещё поэтому был несоизмеримо ветше юных зверёнышей-несмышлёнышей, развязно либо нерешительно вступавших в писательский преисподняя. Но, единожды повстречавшись, мы стали знаться непрерывно. 20 лет, вплоть до его отъезда на неизменное жительство в страну антиподов, он был неизменным моим собеседником, 2-ое 20-летие – только телефонным, только также достаточно нередким. Естественно, когда он был тут, все нуждались в его разуме, в его совете. Только для меня а также вплоть до конца он оставался основным жизненным советником, единственным вызывавшим совершенное доверие судьёй моих сочинений?– жестоким, только чётким а также постоянно доброжелательным. Таковым наиболее примечательно, что я, назло воззренью критиков, ориентирующихся на то, кто с кем выпивал а также от кого получал напутствия а также вступления, никак не считаюсь, требовательно говоря, его воспитанником в поэзии. Ну естественно, он оказал на меня неоценимое действие, однако его целью в обращении со мною (как, вообщем, а также с каждым из бессчетных поэтов различных генераций, попадавших в его орбиту) было никак не насилие к воспроизведению ему, а содействие в самораскрытии. Однако как стихотворец в базе я сложился ещё по знакомства с ним а также даже по знакомства с его стихами – на чтении в среднеазиатской глуши остальных а также куда наиболее старых стихотворцев. Он всё это разумел, однако в то же время к кошмару моему предлагал повредить по основания достигнутое а также попробовать выстроить что-то новое из личных обломков. Со порой оказалось, что здесь а также был единственный вероятный вывод из главного тупика. Феноминальным образом его очаровывали некие создатели, чья пиитика никак не поменялась в протяжении жизни. Как, к примеру, первосортный, только, увы, призабытый сейчас пиит Сергей Марков. А также всё же меня он манил к сменам в поэтике (стало существовать, а также внутренне!). Требовал отказа от только лишнего, от шикарной избыточности, от выспренности, достигал простоты (классической, но не примитивной, очевидно) а также удобопонятности, ясности («Остальное – никак не для людей!»). Только, пожалуй что, главнее его стиховых уроков, отвергнутых, однако учтённых либо принятых с признательностью, было большущее духовное, искреннее, высоконравственное, гуманизирующее воздействие, делающее тебя хоть некоторое количество разумнее, хоть чуть совестливее. Вот в этом значении он был моим наставником а также наравне только со старенькым Тарковским – основным наставником.
