Сцена из спектакля «Дон Гуан а также другие» На протяжении 2-ух недель в Муниципальном музее-заповеднике «Михайловское» (Псковская область) гастролировал питерский Пушкинский сценический центр — театр «Пушкинская школа». Как элементарно, как оказалось, проиграть повешенного. Паренек запрыгивает на древесную некрашеную (в этом спектакле всё – некрашеное!) табуреточку, как будто в данный момент станет читать новогодний стишок Деду Холоду. Однако – миг – а также юная, прекрасная башка ужасно, мертвенно повисает набок, а над зрительным залом, над всей осиротевшей землёй взмывает недолговечный бабий вой: «Свет ты мой, Иван Кузьмич, удалая солдатская башка! Никак не тронули тебя ни штыки прусские, ни пули турецкие! Никак не в честном поединку положил ты собственный животик, а сгинул от быстрого каторжника!»
Спектакль Ивана Ставиского «История Пугачёвского бунта», в базу которого прилегли пушкинские «Капитанская дочка» а также «История Пугачёва», а ещё настоящие – четкие а также ценные, как а также пушкинские, – стародавние казачьи песни, показался самым злободневным в гастрольной афише «Пушкинской школы». Непроизвольно в любом моменте созерцатель считывал свежеиспеченный автокефальный код. Вот никак не разумея, никак не зная всей серьёзности расположения дел в уральских степях, домочадцы практически развесело сопровождают Петрушу Гринёва в полк. «Береги самочувствие…», «береги честь смолоду…», «служи правильно, кому присягнёшь…», «слушайся руководителей…», «на службу никак не набивайся…» – вперебой выкрикивают изящные гласа из хора, ну и у топора, повешенного над дерзко срубленными воротами, древесное не столько топорище, только а также острие. Игрушечная, древесная лошадка-качалка везёт собственных всадников напрямик в буран. А позже, позже… – живые гласа, поочерёдно вступая один за одним эдаким поминальным каноном, читают ужасные перечни: повешенных, заколотых, забитых по погибели в крепостях, разбросанных сообразно обширной степи.
