– А также как нам прикажете существовать в таковой окружности?..
…Тягучая бессонница терзала крайнее время Степницкого. Он прислушивался к ночной жизни улицы, стараясь заснуть, только сон никак не шёл. Сообразно мокроватому асфальту с шелестяще-чмокающим звуком проезжали поздние авто. Загулявший прохожий что-то орал им вдогон, чем-то угрожал. На его глас отзывались бездомные псы, обживавшие в середине двора ребяческую площадку. Днём Влад лицезрел, как их насыщала бабушка в просторном бледно-розовом пальтецо, схожем на халатик. Псы завивались кругом никак неё, на лету хватая кусочки пища. Самый-самый шустрый, исхудалый а также чёрный, даже подпрыгивал. Где-то Влад его теснее лицезрел. Недостает, никак не тут. Ну правда, вспомнил, он схож на Настиного Черныша, тот в том же духе юлой вертелся у её ног вслед за тем, в селе Цаплино, когда они собрались на реку.
С такого летнего дня ещё никак не прошло а также года, а видится – то, что вслед за тем с ними приключилось, было в некий иной жизни. Правда, было. Однако отодвинулось. Ушло. Заволакивает его дымка прошедшего, стирает детали. Желая недостает, не многие. Вон проступает через туман Настино личико, залитое слезами. Правда, вслед за тем, на прибрежье, пред тем, как скакнуть с ней в речку, он в конце концов позвонил супруге, а также, сообразно тому, как с ней говорил, Настя сообразила, что ночь на террасе, перед шелест листвы старенького осокоря, была случайным в его жизни моментом. А также в Москве, на съёмной квартире, всё повторилось. Это личико. Эти слёзы. Лишь тут, в Москве, она теснее никак не деревенская девочка. Молодая артистка. Бесхитростно уповавшая, что он уйдёт от Лены.
Его всё-таки повело в сон. В пестроту солнечных пятен на лесистом склоне холмика. В травку, напевающую звоном кузнечиков. Лёгкие облака плыли навстречу, в следствии реки, в каком месте синел зубчатой полосой плавневый лес. Облака как будто бы хихикали. Либо это смеялась Настя – оттуда, из той, прошлой жизни? Вот она протянула пакши. Вот, перестав усмехаться, стала медлительно чахнуть. Её личико разъедал пасмурный туман, она утопала в нём, что-то крича. Отсутствует, он никак не слышал её гласа, однако буквально знал – она призывёт его. А также он пошёл. Совсем медлительно. Позже побежал. Однако пакши а также лапти вязли в чём-то, он никак не бегал, а плыл, всматриваясь в мрачные речные берега, в мелькающие вслед за тем тени. Правда, естественно, вон та малость – Настя. «Тень от чьей-то тени», – обожала она твердить про себя цветаевскую строку. Вон она тянется к нему, только реченька никак не отпускает его. Он орет, однако Настя никак не слышит. А также он орет опять а также опять. А также чувствует на своём плече руку – его трясут, ему говорят:
